Настал день моего доклада. Председательствовавший Деляби сказал, что докладчик настойчиво просил объявить, что доклад он будет делать от своего и мсье Кабачника имени. Дальнейшее для меня происходило в темноте, так как свет, кроме моей маленькой лампы, был выключен, чтобы не мешать демонстрации слайдов, так что у меня не сохранилось никакого впечатления от слушателей. Впрочем, и в этих условиях я спокойно и неторопливо прочитал текст, изредка оборачиваясь к слайдам. Все было в порядке. Доклад подходил к концу. После пленарных докладов на таких съездах дискуссии не в обычае, но мне так хотелось хотя бы коротенькой: наш доклад мне очень нравился и я надеялся получить отклики. На вопрос председателя, у кого есть вопросы, некто неизвестный мне вылез на место докладчика и стал давать незначительные советы, которые были мне совсем ни к чему. Больше всего меня смущало то, что перед трибуной собрался, стоя, весь цвет аудитории: я видел отсутствовавших у Ружички англичан — Робинсона, Тодда, а также французов — например, Дюфресса, и американцев — Вудворда, Р. Адамса [398] . Они явно поджидали меня, а мой навязчивый собеседник удерживал меня вдали от них. Наконец они стали расходиться, и я довольно невежливо пренебрег собеседником и обратился к ним. Но момент был уже потерян, и мне осталось поприветствовать их рукопожатием. Главное цюрихское дело для меня было сделано.
Советская делегация получила приглашение делегации США, подписанное ее главой Роджером Адамсом, посетить ее завтра в час ленча. Это было приятно, я передал всем приглашение и мы отправились. В отеле, где помещались американцы и где была назначена встреча, нас встретил Р. Адамс с напитками, и мы поприветствовали американцев не всухую. В связи с таким началом этот час прошел весело. Эта встреча способствовала укреплению отношений ученых СССР и США.
Далее мне нужно было дослушать кое-что из последующих кратких сообщений, и была уже давно определившаяся надобность пригласить Уотерса пообедать вместе с нами, и только что возникшая новая надобность: мне была передана записка на английском, в которой некто Д. Туркевич просил о встрече со мной. В ней объяснялось, что он русский по происхождению, профессор-химик в США, а его отец — церковный православный иерарх в США. У себя в номере я устроил совет, который «благословил» меня пригласить на завтрак и Туркевича, и Уотерса. Я написал «пригласительные» записки обоим. Уотерсу я написал, что кроме него приглашен Туркевич. Мне удалось передать записку Уотерсу из рук в руки. Он при мне вскрыл и прочел ее, и я ясно видел по его лицу, что начало ему было приятно, а весть о Туркевиче произвела обратное впечатление. Но что делать? Приглашаю-то я и вправе выбрать гостей. Назначили на послезавтра в час дня. К этому времени в комнате, где был сервирован завтрак, собрались гости: Д. Туркевич с женой, изящной молодой брюнеткой, и Уотерс, высокий, худой, поседевший блондин. Стол был хорошо сервирован, кроме вин на нем стоял и отечественный дар — захваченная с собой столичная водка. Нам с Ниной Владимировной были поданы вегетарианские блюда. Разговаривали на смеси английского с русским. Туркевича интересовало все, касающееся организации научной жизни в СССР, аспирантура, ученые степени и звания, защита диссертаций, предельный возраст, выборы в Академию наук и т. п. Нас — условия жизни профессора и вообще научного работника в США, вопрос о прислуге и т. д. Постепенно беседа оживилась — сказывалось влияние столичной.
В этот день после завтрака было назначено общее мероприятие — поездка на пароходе по Фирвальдштетскому озеру до какого-то исторического для Швейцарии пункта и посещение этого прибрежного пункта. Кажется, именно здесь произошло зарождение Швейцарии как самостоятельного государства. Плавание на пароходе по красивому озеру было очень приятно. И подъем по тропке в гору тоже приятен, хотя и небезопасен для ног. Как бы то ни было, мы благополучно поднялись и уже затемно спустились к пароходику. Насколько я помню, это маленькое путешествие было завершением конгресса. Мы — советская делегация — еще раньше сговорились, что воспользуемся услугами агентства Кука, отправимся с кратким путешествием по Швейцарии, посетим столицу — Берн, затем проделаем путь на Юнгфрау [399] и далее на юг к Женевскому озеру с окончательной точкой путешествия в Женеве, откуда самолетом в Москву.
Назавтра простились с Ружичкой, и Кук принял нас в свои объятия в лице молодого агента, который нас всюду сопровождал.
До Берна ехали автобусом. Столица нам не понравилась. Будничный вид, низкие здания, шел дождь. Медведи в яме в центре города — вполне будничные, мокрые. Хорошо, что навесы над окнами нижнего этажа зданий закрывают прохожих от дождя. Можно было побродить по магазинам в поисках сувениров. Рады были пообедать и отправиться дальше. Дорога здесь была красива и гориста. Жилье выстроено по швейцарскому типу. Ночевали мы где-то в селении под Юнгфрау. Утром после завтрака нас по очереди вагончиком поднимали в отель на высоте Юнгфрау, в сияющую красоту снегов. В памяти жил рассказ моих родителей, как году в 1910-м они поднимались в Юнгфрау пешком. Приехали, высадились в отель, отправили вагончик за следующей партией. Сами стали осматривать отель и смотреть оттуда на окрестности. Кругом сияющие снега и льды. Кое-кто рискнул выйти на воздух и пройтись на лыжах. У меня никакого позыва к этому не было. В назначенное время мы снова сели в вагончик и съехали вниз.
На следующее утро выехали в Лозанну. И дальше — к Женевскому озеру. Голубое небо, голубое озеро. К Шильонскому замку [400] ! Знакомые по описаниям подписи великих людей [401] на колоннах темницы. Мы решили в Лозанне переночевать. По контракту Кук обязан был нам не давать скучать, и ежевечерне мы имели право требовать зрелищ там, где это было осуществимо. Даже на вечерних остановках в горах нам изредка удавалось посмотреть кино. А здесь в Лозанне! С начала 20-х годов в мое студенческое сердце была врезана этикетка, наклеенная на моем великолепном вакуумэксикаторе: Universite de Lausanne/W. de Longuinoff. Агент достал нам билеты в кино. После кино мы поужинали и затем с удовольствием предались лозаннскому сну.
Утром путешествие продолжилось по северному берегу озера в сторону Женевы. Не имеет смысла описывать весь этот путь. Достаточно сказать, что он был освещен голубым озером и парусами. Наконец дорога повернула к югу. Скоро Женева. Въезд в город не показался соответствующим значению города. Впрочем, женевский период «Объединенных Наций» уже ушел в далекое прошлое. Мы в этом наглядно убедились, объехав город и посетив здания Лиги Наций. Эти здания обширны, сохраняются в полном порядке и торжественности, и легко представить себе происходившие здесь в прошлом остроумные и язвительные выступления Литвинова [402] , но сейчас тут пусто. История перевернула страницу. Повеяло духом форума и терм Каракаллы [403] .
В пути наше содружество с агентом укреплялось. Хотя он и представлял буржуазную акулу Кука, но был славным малым, заботился о наших удобствах и делился своими надеждами. Он оказался женихом, и его невеста должна была прилететь в Женеву для встречи с ним.
Вокруг этого события заключались пари: «прилетит — обманет» и множество других в таком же роде. Пока же мы ждали и наслаждались Женевой. Наконец был дан сигнал ехать на аэродром. Самолет спустился, и из него в числе других вышла худенькая, достаточно миловидная девушка, к которой наш агент подбежал, поцеловал руку, поднес букет роз, познакомил со всеми нами. Многие проиграли пари.
На следующий день был наш отлет. А сегодня мы все хотели отпраздновать встречу и наши выигрыши-проигрыши и выставили остатки московской столичной. Во главе стола на открытом воздухе с видом на озеро сидела пара нареченных, мы выступали с тостами и требовали «горько». Было весело. Утром мы простились с Женевой и с молодыми и улетели в Москву.